Каждый день Михаэль ходил в школу, но уроки ему не нравились; только лишь рисование, на котором учитель, старый отдышливый, не ругал за рисунки, а ставил оценки.
На обратном из школы пути его обычно догоняли приятели Миши. Они перекидывались им, словно мячом, а сестра стояла за их спинами и выкрикивала какую-то глупую считалочку:
-Михаэль трусишка, Михаэль врунишка, и любой мальчишка по заду ему даст!
Потом они уходили «прошвырнуться», как повторяла Миша, но Михаэль знал, что они будут курить, а потом Мишу будет тошнить, и она придет домой с зеленовато-серым лицом… а Михаэль оставался и собирал рассыпанные карандаши. Потом он шел домой и дедушка совал ему в руку шоколадку. Небольшую плитку, завернутую в холщевую промасленную бумагу – ему такие шоколадки присылала раз в полгода сестра из Бельгии. Дедушка всегда убирал коробку на верхнюю полку («На черный день») а на следующий день доставал.
Они садились обедать, и мама спрашивала, не видел ли он сестру. И Михаэль отвечал:
-Она ушла гулять с подружками.
Потом папа откладывал газету и спрашивал:
-А что у тебя случилось сегодня, сынок?
И вот тогда, за длинным приземистым столом, в полутьме протяжной комнаты, окна в которой всегда были прикрыты тяжелыми портьерами, наступал его звездный час; Михаэль мог часами рассказывать о странных людях, неизвестных странах, ведьмах, драконах – и рассказывал это так, будто пережил за одно утро, то самое, что сидел за школьной партой.
А мама и папа сидели и кивали. По вечерам, сидя в креслах, они повторяли, как хорошо, что они развивают фантазию сына, о том, что важно давать волю его творческой энергии, о том, что из него возможно вырастет детский писатель…. И лишь дедушка не только слушал, но и запоминал все эти истории; впрочем, в последние несколько месяцев Михаэль все время повторял одну и ту же сказку – о полете над всей землей; из уст мальчика лился восторженный рассказ о розоватых, окруженных золотой дымкой, облаках, о горах, чьи вершины пронизывают воздух подобно ледяным пикам, о золотистых точках, мелькающих во мгле об огромном золотом гиганте, сей жар и убивает и дарует жизнь…
И каждый его рассказ лишь немного отличался от иного. С каждым днем Михаэль все худел и бледнел… и лишь дедушка это замечал, а родители твердили заученные сказки о фантазии и энергии, и отец спрашивал, уж не хочет ли он стать летчиком, а сестра била, называя вруном….
Но глаза Михаэля все светились тем же светом – светом веры, что, быть может, это и не ложь. Он часто сидел на подоконнике в своей школе и думал, о том, как же это низко – третий этаж, после того, как он побывал на вершине мира и видел его как у себя на ладони….
А в один вечер вся семья сидела на веранде. Мать только разлила чай, дедушка достал ещё шоколада из тайника и Михаэль пристроился в ногах матери, и та топорщила его волосы рукой. Миша то и дело подкалывала брата, спрашивая, куда же он дел свои крылья….
Мальчик подошел к перилам и вдруг понял, что вот они – его крылья… большие, белоснежные… они выросли всего за мгновение, не порвав белоснежной рубашки и школьного пиджачка. Папа, мама, дедушка, сестра – все они видели крылья и молчали. Лишь когда тонкая мальчишеская фигурка с огромными ангельскими крыльями скрылась среди облаков, Миша спросила:
-Значит, и про драконов тоже правда?